«Слишком много веселья» отправило моего мужа и его любовницу прямо в реанимацию — он даже оплатил всё моей картой. Но когда врач озвучил диагноз для них обоих, это оказалось страшнее, чем измена и счёт, списанный с моего счёта.

Телефон зазвонил в два часа ночи.
Я думала, ошибка. Кто вообще звонит в это время? Но когда услышала слова «неотложка» и «ваш муж», у меня похолодели руки.

— Миссис Беннет? Это госпиталь Святого Луки. Ваш муж, Александр Беннет, поступил к нам этой ночью. Просим приехать.

Машина неслась по пустым улицам, а в голове гудело одно: авария? инфаркт? смерть?
Но истина оказалась грязнее, чем любая из моих догадок.

В палате я увидела его — бледного, растерянного… и рядом женщину. Оливию. Ту самую, про которую я когда-то слышала шепот за спиной. Макияж размазан, блузка расстегнута, глаза — виноватые.

— Оба прибыли с острой болью в животе, — спокойно сказала медсестра. — Вероятно, вызвано… переутомлением.

Он даже не смотрел на меня. А когда я узнала, что за их «романтическое приключение» он заплатил моей картой, — кровь закипела.

Я уже хотела уйти, когда появился врач.
— Миссис Беннет, думаю, вам стоит остаться. Речь идёт о диагнозе… Оба пациента должны его услышать.

Вот тут-то и началась настоящая драма.

Врач отодвинул занавеску, откашлялся и сообщил новость, от которой Александр и Оливия расплакались.
Новость, которую я не ожидала даже в самом страшном сне…

 

— Мы провели анализы, — сказал врач, стараясь не смотреть ни на одного из нас. — У обоих пациентов — серьёзное пищевое отравление. Но есть ещё кое-что…

Оливия всхлипнула, Александр побледнел ещё сильнее.
— Мы обнаружили следы редкого препарата, используемого в… стимуляторах. Судя по всему, препарат был поддельным. Ваши сердца могли просто остановиться, — добавил врач сухо. — Честно говоря, вам повезло, что вы вообще живы.

Комната наполнилась тяжёлым молчанием.
Я стояла неподвижно, чувствуя, как с каждой секундой во мне что-то леденеет.
Он — мой муж, отец моих детей, — рисковал жизнью ради чужих губ и дешёвого удовольствия.

— Спасибо, доктор, — сказала я тихо. — Думаю, лечение нужно не только телу, но и совести.

Александр попытался что-то сказать, но я подняла руку.
— Не утруждайся. Ты уже заплатил — моей картой, моей верой, моей жизнью.

Я повернулась и ушла, не оглянувшись.
Сзади слышались всхлипы, хлопанье дверей, голоса медсестёр.

А впереди — холодная ночь, свобода и тишина.
На этот раз — моя.

Дверь палаты закрылась за мной с тихим, но окончательным щелчком. Этот звук отсек не только крики и оправдания, доносившиеся изнутри, но и целую эпоху моей жизни — двадцать лет брака, которые в одну ночь превратились в пыль и горькое послевкусие. Я шла по длинному, ярко освещенному коридору больницы, и каблуки отстукивали ровный, твердый ритм, словно выбивая такт моему новому, одинокому будущему.

Внутри не было ни злости, ни желания мстить. Был лишь холод. Ледяное, пронизывающее спокойствие, которое приходит, когда понимаешь, что самое страшное уже случилось. Он не просто изменил. Он унизил нас обоих, выставив напоказ нашу личную трагедию, превратив ее в дешевый фарс с поддельными таблетками и счетом, оплаченным с нашей общей, вернее, моей кредитки. Он поставил под угрозу не только нашу семью, но и свою жизнь, и жизнь той женщины, ради мимолетного «веселья».

Дома, в полной тишине, я не стала рыдать или разбивать его фотографии. Я села за кухонный стол, тот самый, за которым мы завтракали все эти годы, и составила список. Первым пунктом шло: «Заблокировать все карты». Вторым: «Позвонить адвокату». Я отправила ему сообщение, короткое и не терпящее возражений: «Все карты заблокированы. Ключи от дома оставь у соседей. Общение — только через моего адвоката». Я не отключала телефон, мне было интересно, хватит ли у него наглости позвонить. Он попытался. Один раз. Я смотрела на экран, пока он не потух, и впервые за многие годы почувствовала не боль, а презрение.

На следующее утро я поехала в банк, чтобы оформить новые счета. Пока менеджер готовил документы, я листала историю операций. Помимо оплаты номера в отеле, там были счета из ресторанов, ювелирного магазина, цветы… Он финансировал свой роман на мои деньги, на деньги, которые я зарабатывала, сидя над чертежами, в то время как он терял одну работу за другой. Ирония была настолько горькой, что я даже усмехнулась.

Адвокат, выслушав мою историю, покачал головой.
«Доказательства измены и растраты общих средств на стороне у нас есть. С медицинским заключением о том, что он ставил под угрозу свое здоровье, мы можем оспорить его права на совместное имущество. Это будет несложно».

Я кивнула. Мне было все равно на деньги. Мне была важна свобода.

Через несколько дней Александр выписался из больницы. Он пришел к дому. Я увидела его в камеру видеонаблюдения — осунувшегося, жалкого. Он звонил в дверь, потом просто сел на ступеньки крыльца и опустил голову на руки. Раньше это зрелище разбило бы мне сердоп. Сейчас оно оставило меня равнодушной. Я наблюдала, как он встал и ушел, понурый, и поняла, что тот человек, которого я любила, умер для меня в ту ночь в больнице. Или, может, его никогда и не было.

Сейчас, спустя месяцы, я продала наш дом и переехала в маленькую светлую квартиру с большими окнами. Иногда ко мне приезжают дети, они знают правду и на его сторону не встали. Их поддержка стала для меня главным утешением.

А на днях я получила открытку. Без подписи, с видом на тропический пляж. На обороте было написано всего три слова: «Прости. Я был слеп». Я подошла к окну, посмотрела на закат и разорвала открытку на мелкие кусочки, выпустив их из раскрытого окна. Ветер подхватил их и унес прочь. Так же, как и воспоминания о том, что когда-то отравляло мне жизнь. Диагноз врача в ту ночь был страшен. Но он стал лекарством для меня, выжигающим ложь и освобождающим место для новой, чистой и спокойной жизни.